СоPRано и кланы

Что представляет собой региональная элита? Кто ее лидеры и каково их окружение? Каким процессам она подвержена? На эти вопросы решили ответить специалисты Уральского аналитического центра и Агентства профессиональных коммуникаций, приступившие к осуществлению проекта «Элиты Челябинской области». Первое исследование – «Группы влияния в региональной элите накануне выборов в Государственную думу и президента РФ» – будет представлено уже в мае. О целях и задачах проекта рассказывают директор Уральского аналитического центра Артем Перехрист и руководитель Агентства профессиональных коммуникаций Юрий Чанов.

– Откуда такое название СоPRано? У многих сразу же возникает ассоциация с известным сериалом про мафию «Клан Сопрано».

– А. П: (Смеется.) Если серьезно, то СоPRано – это название некоммерческого партнерства и расшифровывается, как «Социология, PR, АНалитика, Образование». В этом проекте, который рассчитан до 2010 года, объединены усилия Агентства профессиональных коммуникаций и Уральского аналитического центра. В рамках данного проекта планируется реализовать серию исследований, посвященных региональной и муниципальной элите.

Идея провести эти исследования возникла примерно год назад. Тогда мы вместе с Юрием Чановым провели несколько встреч с нашими московскими коллегами. Однако на то время проект оказался сыроват, и мы поняли, что не сможем его потянуть. К осуществлению задуманного перешли только в начале этого года – первым этапом проекта стало исследование на тему «Группы влияния Челябинской области накануне выборов в Государственную думу и президента РФ». Была проведена серия экспертных интервью, анализ вторичной информации с использованием данных собственного архива и материалов по теме, опубликованных в различных СМИ.

– Ю. Ч.: Прежде всего мы пытаемся внедрить технологию Think Tank (фабрика мысли) – это гуманитарная технология формирования и продвижения в общество социально значимых идей. Think Tank складывается из трех основных этапов. Во-первых, это формирование содержания (постановка проблемы; исследование проблемы и выработка рекомендаций; подготовка доклада, стратегии). Во-вторых, обсуждение содержания (экспертные круглые столы; семинары специалистов; конференции; форумы и т.д.). И наконец, в-третьих, продвижение содержания (современные формы сотрудничества с печатными и электронными СМИ: совместные проекты с журналами, газетами, информационными агентствами, порталами, телекомпаниями и радиостанциями по выбранной тематике).

– А. П.: Перед нами стоит задача создания механизмов экспертной диагностики и социального прогнозирования на базе научно обоснованных и проверенных на практике методик. Второй немаловажный аспект – вовлечение в процесс изучения региональной проблематики широкой научной общественности и студентов вузов Челябинской области, и, возможно, УрФО. Только такой, предельно широкий и открытый процесс может снять все вопросы о «заказном» характере результатов исследований и не просто привлечь внимание элиты региона к проблеме управления процессом ее ротации и трансформации, а дать ей возможность опираться на полученные данные при принятии решений.

– Каким образом вы хотите привлечь к этому процессу студентов?

– А. П.: В рамках презентационных мероприятий первого исследования планируется провести научно-практическую конференцию для студентов и аспирантов вузов Челябинской области. В ней примут участие как представители политической и бизнес-элиты Челябинской области, так и представители крупнейших столичных экспертных центров, с которыми мы уже провели переговоры.

– Но мне кажется, для этого требуются огромные финансовые ресурсы?

– А. П.: Требуется и финансирование, и техническая поддержка, но это не такие большие деньги, как кажется на первый взгляд. Если говорить о Москве, то там обычно партнерами таких проектов являются крупные корпорации, промышленные предприятия, предпринимательские объединения и обязательно органы государственной власти.

– То есть вы хотите влиять на решения, которые принимает власть?

– Ю.Ч.: Либо ты изменяешь, либо измеряешь. Есть фундаментальный закон в квантовой физике – «закон неопределенности Гейзенберга», который говорит, что исследователь, ставя эксперимент, только одним фактором присутствия изменяет реальность. Упрощенно это выглядит так: мы не можем одновременно сказать о скорости частицы и ее точном местоположении. Либо одно, либо другое. Отсюда следует, что экспериментатор сам определяет реальность, которую он исследует, когда решает, рассматривать ему фотон как частицу или как волну.

Формирование гуманитарного знания имеет схожую природу в том смысле, что исследователь не может избежать субъективности, формулируя задачи и выбирая тот или иной инструментарий. Конечно, мнение авторитетных исследователей обладает немалым влиянием на представителей власти, но авторитет и доверие в элите не дается просто так. Его еще надо заслужить. И мы это отчетливо осознаем.

Здесь важно то, что мы не преследуем интерес какого-то определенного заказчика и рассчитываем на принятие результатов исследования практически всей элитой. Любое исследование должно быть объективно, а значит, мы должны быть толерантны во всем, выдавать в публичное пространство только ту информацию, которая тщательно структурирована и не спровоцирует конфликт. К ней могут относиться негативно, где-то она может быть неприятна или неудобна для членов элитных групп, но информация должна быть объективна на 100 %. При этом очень четко поставлена цель: в широкие массы не должны попадать некоторые вещи, которые смогут спровоцировать лишние конфликты как внутри групп, так и между ними.

– Но ведь этого очень сложно добиться. Всегда кому-нибудь что-то может не понравиться. Как вы можете убедить элиту в том, что ваши выводы объективны?

– Ю.Ч.: Мы показываем наш инструмент и оговариваем степень его достоверности в каждом выводе. Если бы мы просто выдали мнение экспертов, которых опросили, это была бы «бомба», которая легко могла бы спровоцировать скандал и напряжение внутри групп и в элите в целом. Чтобы этого избежать, мы использовали научную методику исследования элит, разработанную директором института прикладной политики Ольгой Крыштановской. То есть взяли инструмент и данные экспертного опроса, пропустили его через аналитическую методику, согласуя мнение экспертов с определенными научными принципами и критериями. Например, есть общие фундаментальные вещи, позволяющие объединить несколько групп, которые обозначили наши эксперты, в одну сложносоставную группу. Эксперт волен в своих определениях. Например, он просто может сказать «группа Христенко», не задаваясь особым вопросом, что это за группа и какие у нее границы и цели. То же самое, кто-то говорит «группа ММК», кто-то – «магнитогорский клан». У экспертов нет необходимости выверять название с объективными критериями. Это как раз наша задача.

– А.П.: Мы показывали отдельные фрагменты исследования представителям выделенных нами групп, стараясь лишний раз проверить себя и правильность выбранной нами методики. И надо сказать, результаты нас порадовали. Никто даже не попытался править наши выводы, хотя почти все отмечали какие-то острые и неудобные для себя вещи.

– Значит ли это, что элита готова принять результаты вашего исследования?

– Ю.Ч.: Не боясь повториться, я скажу так: сегодня элита склонна понимать ограниченность и неполноту собственных представлений о происходящем и готова смотреть на себя со стороны. И это закономерно. Все движется по определенному циклу. Если вспомнить начало ельцинских реформ: тогда эксперты во главе с Григорием Явлинским разработали программу «500 дней». Вообще, практически все реформы, которые проходили в ходе «перестройки» и «либеральной революции», разрабатывались экспертными структурами. Именно они формировали определенную идеологию и конкретные программы. Но когда выяснилось, что сама идеология противоречит базовым ценностям страны и приносит только разрушение, естественной реакцией со стороны элиты стало отрицание значимости экспертных структур. К тому же пришло новое поколение людей, которые, во-первых, не входили в традиционные элиты, а во вторых, не умели общаться с экспертными структурами. Представьте себя на их месте: вы – сам по себе сильный и успешный человек. К чьему мнению вы будете прислушиваться, если вы сами создали свой мир, свою вселенную? Эти люди готовы всех себе подчинить и включить в собственные процессы. По-другому в 90-е годы вести себя было нельзя, иначе ты автоматически переставал быть членом элиты.

– А разве сейчас что-то существенно изменилось?

– Ю.Ч.: Поверьте, еще как. Надо понимать логику процесса. Когда в середине 90-х годов аналитический центр «New Image» во главе с Евгением Минченко первым в области начал проводить инициативные независимые исследования элит, оказалось, что они мало кому нужны как таковые. Всех интересовали технологии быстрого достижения предельно конкретного результата (от победы на выборах до кампании по дискредитации конкурентов по бизнесу). Более широкий взгляд считался едва ли не блажью, ненужной экзотикой.

Поэтому любые подобные исследования, вводимые в публичный оборот, в элитной среде воспринимались не иначе, как средство чьего-то влияния. Печально, но приходится констатировать, что это восприятие имело достаточно весомые основания. Вторая половина 90-х годов ознаменовалась тотальной распродажей «экспертных» мнений. Многие даже признанные и уважаемые социологи и политологи открыто торговали своим авторитетом, публикуя от своего имени данные, выгодные их «спонсорам». У меня рука не поднимется обвинять коллег: для большинства это был способ элементарного выживания.

Но ведь это было откровенное проституирование профессии! Пусть это жесткая формулировка, но она необходима для понимания, почему возник кризис доверия к научному знанию в гуманитарной сфере, вызвавший в свою очередь неприятие элитой идей независимого исследования и неверие в то, что кто-то способен мыслить и высказываться объективно и сообразно научной добросовестности.

К счастью, сегодня ценность научных знаний и экспертных выводов снова растет. Во-первых, приходит новое поколение исследователей, не сгубивших свою репутацию «заказухой». Во-вторых, элита – это уже не механический набор «сильных людей», это сообщество, в котором действуют свои законы. Поэтому тот опыт, который приводил этих людей к успеху, скажем, в бизнесе, оказывается не совсем достаточным.

– Но у власти есть свои ресурсы, аналитическо-информационные центры, например, при администрации области, ЗСО и т.д. Зачем им еще что-то?

– А.П.: Подчас они сами признают, что их возможностей просто не хватает. Самой своей природой власть слишком затянута в «текучку», в ходе которой нет времени оглянуться и посмотреть на себя со стороны. Собственные мысли и представления власти о реальности не всегда совпадают с этой самой реальностью. Поэтому ей нужно зеркало, независимая, четкая картина. Какая бы «хорошая» или «плохая» она не была.

– Ю.Ч.: Во всем мире экспертные мнения исследовательских структур не навязываются власти, но предлагаются ей для сведения и обсуждения. Сейчас власти на федеральном и региональном уровне как никогда ранее готовы воспринимать мнение независимых специалистов. Более того, они стремятся расширить круг таких экспертов.

– А.П.: Постепенно приходит понимание того, что одна структура, даже очень профессиональная и объективная, в процессе постоянного взаимодействия с властью начинает вольно или невольно «подстраивать» свои выводы под вкусы и предпочтения заказчика. А значит, желательно иметь результаты изысканий разных исследовательских групп или, если так можно сказать, научных «школ».

– По каким критериям формируется группа влияния? Что, как правило, объединяет людей: политические интересы, финансы?

– А.П.: Под группой влияния в нашем проекте понимается группа людей, связанных между собой общими экономическими, политическими или другими социально значимыми интересами и оказывающими определяющее или значимое влияние на принятие ключевых решений и поведение других людей.

– Ю.Ч: Поскольку цель нашего исследования ограничена, мы выделяли группы по двум ключевым признакам. Во-первых, они должны быть представлены в политическом пространстве, т.е. иметь своих представителей в политических организациях и во властных структурах. А во-вторых, их влияние должно быть значимо для региона в целом. В-третьих, они должны демонстрировать соответствующее целеполагание и стремление не просто защитить собственные интересы, но и повлиять на общие тренды, участвовать в определении и формировании так называемой «повестки дня».

– По каким критериям развивается группа?

– Ю.Ч: Группа – это всегда более или менее сложный организм. Есть определенные закономерности ее развития, которые приобретают значение в разное время. Какая-то часть группы может быть успешной, какая-то – нет. У какой-то части могут возникнуть интересы, отличающиеся от интересов других. Происходит либо отслаивание определенных людей, либо простое перерождение группы с переменой акцентов.

– Как попадают в элиту? Что для этого нужно: определенное количество денег, личностные качества или наработанные связи?

– Ю.Ч.: Первое – это человеческие качества, в смысле наличия соответствующих амбиций и стремления к их реализации. И, конечно – наличие реальных возможностей влиять на политические и социально-экономические процессы.

– А.П.: Самый ключевой момент для элиты – набор неформальных связей, которые могут быть эффективно использованы для влияния. Финансовый ресурс так же очень важен, но не менее важно умение грамотно распоряжаться им. Наиболее яркий пример – группа действующего мэра Челябинска М. Юревича: финансовый ресурс этой группы не самый большой, но эффективность его использования – просто феноменальная.

– А личностные качества?

– Ю.Ч.: Если брать во внимание «исключительные» личностные качества, тогда в элиту может войти любой неординарный авторитетный человек: учитель, врач, научный деятель. К таким можно отнести нобелевского лауреата физика Жореса Алферова или детского врача Леонида Рошаля… В силу своих личностных качеств они принадлежат к элите общества и имеют колоссальный моральный авторитет, но, с другой стороны, до сих пор не могут существенно повлиять на процесс принятия решений, например, Зурабовым. А значит, они по определению не могут входить во властную элиту, которая и есть предмет нашего исследования.

Одна из неотъемлемых характеристик элиты – ее самоидентификация. Это достаточно закрытый клуб, в который не так легко попасть. «Вот он – с нами, а этот – нет». Вот Валерий Гартунг: яркий политик с мощной харизмой и всероссийской известностью. Влияние его, особенно в «золотые времена» для «Партии пенсионеров», делало его фигурой федерального масштаба. Но входит ли он в региональную политическую элиту? Ответ однозначный: нет.

– А.П.: Скорее, Гартунг принадлежит к контрэлите. С самого начала своей политической карьеры в 1997 г. он предельно резко оппонировал действующей власти. При этом он до определенного времени признавался своим в той части бизнес-элиты региона, которая группировалась вокруг Союза промышленников и предпринимателей Челябинской области. Но в 2000 году он вышел за пределы и этого круга, когда самостоятельно, при поддержке внешней и враждебной для южноуральцев силы (УГМК), бросил вызов действующему губернатору П.И. Сумину.

– Ю.Ч.: В то же время у нас перед глазами пример М. Юревича. В свое время нынешний глава Челябинска также начинал как оппонент действующей власти. Более того, он открыто конфликтовал в бизнес-сфере с представителями других групп влияния. Однако определенных границ в этих противостояниях он не переходил. А после победы на выборах главы г. Челябинска, его просто вынуждены были признать полноправным членом областного элитного клуба. В итоге, сегодня региональная элита Гартунга опасается и старается игнорировать, а с Юревичем ей приходится сотрудничать хотя бы потому, что он вписан в формальную и неформальную систему связей. К тому же, его властные полномочия игнорировать уже невозможно.

– Когда можно будет познакомиться с результатами проекта?

Первое исследование – «Группы влияния в региональной элите накануне выборов в Государственную думу и президента РФ» будет представлено уже в мае. Планируется провести серию экспертных круглых столов, семинаров для специалистов и конференции.