Старейшей актрисе Челябинского драматического театра Лилии Бокаревой исполнилось 90 лет. Теперь можно говорить, что в Челябинске есть свой Владимир Зельдин. Во время юбилейной церемонии Лилия Бокарева выехала на сцену на мотоцикле. Нет, не за рулем. В качестве пассажира. Но потом, заразительно смеясь и рассказывая об ощущениях, призналась, что не чувствует своих 90 и сама себе кажется все той же тоненькой, веселой, легкой на подъем девочкой, которая сразу после войны поступила в Уральский театральный институт.
Две разные эпохи
– Лилия Нестеровна, вы родились в 1926 году, вся современная история прошла на ваших глазах.
– И Челябинск, можно сказать, строился на моих глазах. Когда мы въехали в эту квартиру, не было ни ресторана «Уральские пельмени», ни этих знаменитых высоток на проспекте Ленина. Здесь была настоящая деревня – маленькие деревянные домики. Мы в Челябинск приехали в 1961 году из Эстонии. Нам сразу сказали, что квартиру дадут в этом доме, который только-только начали строить. Кстати, фундамент нашего дома стоит на речушке Челябка, которую замуровали в огромные трубы. Здесь, вокруг ЧПИ, строился новый квартал. И мы все время приходили сюда и смотрели, как растет наш дом. А напротив нашего дома, там, где сейчас стоят шесть девятиэтажек, ресторан «Уральские пельмени», магазин «Проспект» и все прочее, частные домики начали сносить, когда мы уже вселились в свою квартиру. Более того, ложимся спать – еще стоят домишки, утром встаем – половины нет... Бульдозеры работали день и ночь. Очень быстро снесли все и начали строить эти «свечки» на проспекте Ленина – одну за другой, все шесть.
– Новый драматический театр тоже строился на ваших глазах. Скажите, труппа перешла на новую сцену с желанием?
– Полгода, пока ждали квартиру, мы жили прямо в театре, в старом еще, где сейчас ТЮЗ. Наша комната располагалась рядом с репетиционным залом, и я все время говорила: «Из постели прямо на репетицию!» (Смеется.) Так и было. Поэтому для нас старый театр стал домом родным в полном смысле этого слова. 20 лет мы с мужем проработали в старом театре. Он был таким уютным. Кстати, этот театр по акустике своей очень похож на Малый, и мы все были в него влюблены – зал небольшой, актерам не надо было напрягать голос, зритель близко, чувствовалось единство со зрительным залом, просто одно дыхание. В новый театр (мы называли его дворцом культуры) въехали в 1982 году. Старожилы все были не очень довольны новым зданием – сразу огромная сцена и огромный зал... Как дворец спорта. Для психологического драматического театра он не годился. Мы все сразу стали маленькими на этой сцене (Смеется.). Особенно я – малюсенькая и тоненькая тогда была. Пришлось работать с голосом. Режиссеры нам все время говорили: «Не слышно, не слышно! Говорите на зрителя»! Долго мы привыкали к новому театру.
– Вы до Наума Орлова поработали с другими режиссерами, его эпоха тоже прошла на ваших глазах. Как изменил театр Наум Юрьевич?
– Театр до Наума Орлова и театр при нем – две совершенно разные эпохи. Мы приехали в Челябинск по приглашению директора театра Половца. Здесь были хорошие актеры: Баратова, Агеев, Лескова, Прусская, Мамонтов.... целая плеяда потрясающих актеров психологической театральной школы. Ставили в основном классику. А какие декорации! В спектакле «Анна Каренина», если не ошибаюсь, было 24 перемены декораций! В то время был такой работник сцены – Латышев, старенький уже. И я все время поражалась, как он успевал менять эти декорации! Ведь все на себе перетаскивали. Причем надо было делать это быстро. То есть труд рабочих сцены был колоссальный! Первым моим режиссером здесь был Александр Добротин, приезжали ставить Гершт, Васильев. Как бы это помягче сказать... Они так обращались с актерами, что мы их боялись!
Наум Юрьевич пришел в 1973 году, все сразу стало по-другому. Во-первых, он начал менять репертуар, его первой постановкой был спектакль «Иосиф Швейк против Франца Иосифа», в которой вся труппа была занята. Он хотел познакомиться со всеми актерами сразу. И мы моментально поняли, что этот режиссер любит и ценит актеров. Очень! И мы платили ему той же монетой – боготворили. Это был талантливый и образованнейший человек – ходячая энциклопедия просто. Мы мечтали быть у него заняты. Заслуга Орлова еще и в том, что при нем в театре интриги, скандалы были непозволительны, невозможны. И нас всегда хвалили, когда мы гастролировали в Москве. А еще к нам приезжали работать в спектаклях московские актеры – Ильинский играл во «Власти тьмы», я с ним играла Акулину. Здесь работали и Лановой, и Гурченко, и Табаков... Мы учились у них, все работали на подъеме. И зритель, конечно же, ликовал. Зал всегда был полон. А это очень стимулирует! В пустом зале играть невозможно тяжело.
На тысячу процентов!
– Когда человеку исполняется 90, это во многом сенсация. Что вы чувствуете внутри, для вас этот возраст что значит?
– Я не чувствую своего возраста (Смеется.). Видимо, потому что душа у меня остается молодой. Здоровье плохое, а душа по-прежнему молода. Дети просят, чтобы без них не выходила из дома, потому что с палкой я ходить стесняюсь. А без палки ноги не идут. Но я не могу сидеть...
– Как же поднимаетесь на свой третий этаж?
– Держусь за перила. В магазин хочется сходить самостоятельно, а весной решила сходить в парк... Иногда мне родные говорят: «Ты как юла»! Но я убеждена, что и в 90 лет надо ходить, надо двигаться! Если не на улице, то дома – из комнаты в комнату. Целыми днями я стараюсь быть в движении.
– Чем занимаетесь?
– Книги читаю, газеты. Покупаю свежие каждую неделю и прочитываю их от корки до корки. И никогда не позволяю себе спать днем.
– Насколько, на ваш взгляд, изменилась жизнь за эти 90 лет?
– На тысячу процентов! Выросла я в сталинское время (Поет.). «Сталин – нашей юности полет...». И портреты его везде, и славили только Сталина. Нас так воспитывали. Война началась, мне было 14 лет. Мечтала сбежать на фронт... (Смеется.), но к военкомату меня близко бы никто не подпустил, а мне хотелось героически сражаться.
– Война, голод, как это переносилось вашей семьей – терпеливо, с пониманием?
– Я ведь из очень простой семьи: папа был шофером, механиком, у мамы никакой профессии не было, работала в разных местах. Отец мой был добрейшей души человеком, а мама – волевая, всем командовала в семье. Но семья была очень простая, и жили мы очень трудно. Удобств не было, всю юность я носила воду из колонки, ведрами на коромысле. Война... Когда она началась, мама говорит мне: «Беги в магазин, купи соли». Мы жили на улице Союзной в Свердловске, через два или три дома от нас – площадь, там – магазин. Я побежала и понять ничего не могу: вся площадь забита людьми, магазин чуть не сносят. Какое тут «купи соли». А в войну, когда все давали по карточкам, очень хорошо помню, как однажды я билась в очереди за ситцем. Меня так сжали в этой очереди, думала, все косточки размозжат. А надо было ситец выкупить. Мне просто повезло, что осталась цела.
– В театральный институт вы поступили сразу после войны?
– Не бывает худа без добра, во время войны в Свердловск была эвакуирована творческая элита страны и был открыт Уральский театральный институт, где преподавали ведущие актеры, режиссеры. Нашим курсом руководил Сергей Васильевич Попов – прямой ученик Станиславского. Институт я окончила в 1949 году, а муж мой – на год позднее. И все, в 1951 году наш институт слили с ЛГИТМИКом, потому что все актеры, режиссеры, преподававшие у нас, стали возвращаться в Москву, в Ленинград. А нас пригласили работать в музыкально-драматический театр, который только что построили в закрытом городе «Свердловск-44», который мы в шутку прозвали Сингапуром (Смеется.). Нам платили очень хорошие деньги, дали большие квартиры, в магазинах было все, можно было даже машину купить... Но в город и из города – по пропускам, твою биографию изучали под микроскопом... Очень скоро от этого устаешь, как если бы ты был заперт в четырех стенах. Мой муж Слава уехал учиться на режиссера в Ленинград, а я осталась в театре – работала и в драматических спектаклях, и в музыкальных, голос был неплохой. И все-таки мы со Славой решили, что из Сингапура надо выбираться...
Под своей лампочкой
– Как вы попали в Таллин?
– Сначала я уехала к Славе в Ленинград, он уже был на последнем курсе. Его оставляли в аспирантуре, но я взбунтовалась. Честно скажу, не хотела даже показываться в ленинградских театрах. Я же в своем театре была звездой, а тут показываться... Боялась, что провалюсь, потому что не умею показываться. И тут прекрасный режиссер Игорь Петровский пригласил нас в Таллин, в русский драматический театр. Там работали потрясающие артисты – курс Белокурова из Москвы. Сильнейший был театр.
– Как вас приняли?
– Хорошо, хотя в такие цельные труппы не очень охотно принимают людей со стороны. Но нас хорошо приняли, я сразу ввелась в несколько спектаклей, Слава начал ставить. Если говорить об эстонцах, они принимали нас очень осторожно. Не было открытой ненависти, неприятия, но и любви тоже не было. Мы начали учить эстонский язык, чтобы общаться, сын пошел в школу. Работали, жили в коммунальной квартире. Но когда Петровский уехал, мы в театре почувствовали некоторое охлаждение, поняли, что квартиру не получим. Тогда Слава поехал в Москву, на актерскую биржу, и оставил заявку. Вскоре он получил приглашение в Челябинск, здесь нужен был молодой режиссер.
– Вот еще одна черта той эпохи – расскажите, что такое жить в коммунальной квартире? Как ладить с соседями?
– В Таллине мы и не замечали, что жили в коммуналке (Смеется.). У нас были прекрасные соседи: в одной комнате жили эстонки, мы с ними замечательно ладили, в другой – очаровательная актриса нашего театра, ленинградка Леночка Жигайло, у которой в комнате стоял рояль и она все время пела, в третьей – главный художник нашего театра, интеллигентнейший человек. И мы – в огромной комнате, метров 25. Какая коммуналка?! У нас было расписание, кто и когда убирает. А я в этом отношении чистюля, поэтому все было хорошо. Никаких столкновений. Вот когда в Ленинграде во время длительных гастролей я попала в коммуналку, вот там была атмосфера настоящей коммунальной квартиры. Там каждый выходил в коридор под «свою лампочку»! (Смеется.) Потому что у всех были свои электросчетчики. И попробуй зажги чужую! Но я это делала, потому что приходила домой после спектаклей поздно, да и про лампочки не знала, включала, какой выключатель нащупаю в темноте (Смеется.). И вдруг выхожу утром из своей комнаты и вижу целое собрание – женщины мне все высказали! Я слушала-слушала и спрашиваю: «Сколько вы платите за электричество?» – «Рубль в месяц» – «Вот вам три рубля, можно я буду включать любую лампочку?» – «Пожалуйста». На том и порешили. А потом я ночью выдраила весь коридор, кухню, не разбирая, где чья территория. Они утром встали – все блестит! И соседи мне все простили! (Смеется.)
– Каким после Таллина показался Челябинск?
– Это особая история (Смеется.). Мы с сыном Сережей приехали в Челябинск в апреле, муж уже был здесь, встречал нас на вокзале. Тогда еще был старый вокзал. И вот после Таллина, который весь пропах кофе, этот старый челябинский вокзал с табором цыган – грязь, мешки, корзины... (Смеется.) Это сейчас мне смешно, а тогда я заплакала: «Куда ты меня привез»? А Слава мне говорит: «Не волнуйся, здесь на Цвиллинга есть венгерская кофейня, где прекрасный кофе, мы будем каждый день туда ходить!» Но в тот день я возненавидела Челябинск, хотя сам театр мне понравился. Меня сразу ввели в спектакль «Океан», и я очень удачно вошла в роль. Во время репетиции, когда я читала свой монолог, вдруг раздались аплодисменты. Только потом я узнала, что на репетиции была актриса – прима Анастасия Спиридоновна Лескова, которая сказала: «В театр приехала очень интересная молодая пара, прекрасная актриса. Творческих удач им». И все ребята после этого зааплодировали. В тот момент я поняла, что мы здесь приживемся, я почувствовала себя нужной. А это много значит. И город постепенно стал родным. Очень я полюбила наш городской парк и бор, мы с сыном всю зиму катались там на коньках, на лыжах. Потом, когда у нас появилась дача за Шершневским водохранилищем, мы до нее на лыжах доходили прямо через Шершни. А летом – пешком.
– Вы же родились в Челябинской области?
– Да, была такая деревня Усть-Караболка. Говорят, после аварии на «Маяке» всех оттуда переселили. Но мои родители уехали в Свердловск сразу после моего рождения, там я выросла и считаю себя свердловчанкой.
– Часто бываете в Екатеринбурге?
– Часто бывала, пока были живы мой брат и его жена. У них был деревенский дом под Екатеринбургом – дача в Чудово, – и я там отдыхала каждое лето. Грибы, ягоды, рыбалка. Деревня в самом лесу, вокруг сосны! Я обожаю лес, когда там бывала, с деревьями обнималась! (Смеется.) Почему и страдаю сейчас, что лишена такой возможности.
В согласии с собой
– Сейчас, когда уже не играете в спектаклях, скучаете по сцене?
– Тоскую. Очень. Но что же делать? Голос есть, память, а ноги не держат. Когда прихожу в театр и сижу за кулисами, сердце замирает. Они к юбилею сюрприз для меня приготовили: вывезли меня на сцену на мотоцикле! Боже мой! Зал взорвался аплодисментами!
– В каком спектакле вы были особенно счастливы?
– Все роли свои люблю, но безумно любила спектакль «Самоубийца» по Николаю Эрдману, где играл Саша Мезенцев. А я играла его тещу. Такая роль смешная, в душе я всегда оставалась комедийной актрисой, хотя играла все. И обожала роль Карповны в «Серебряной свадьбе». В Москве, между прочим, эту роль очень отметили. Статья в «Правде» вышла. Кстати, я согласна с Фаиной Раневской, которая не любила слово «играть», она говорила: «Играть можно в карты, а на сцене надо жить»! Она совершенно права, моя любимая актриса. Вот, портрет ее стоит.
– Вы с ней встречались?
– Я была на ее спектакле «Дальше – тишина». Знаменитый спектакль. Уникальный. Раньше нам давали творческие путевки в Москву от ВТО. Приезжаешь туда и в Доме актера выбираешь спектакли, на которые хочешь попасть. Первым спектаклем, который я выбрала, конечно же, был «Дальше – тишина». Фаину Раневскую зритель встречал и провожал стоя, минут 20 зал не отпускал актеров.
– Она ведь часто бывала на гастролях в Свердловске.
– Да, но мне не пришлось видеть ее на свердловской сцене. Правда, однажды я увидела Фаину Раневскую в «Пассаже» на площади Пятого Года (в Екатеринбурге. – Прим. авт.), она примеряла обувь. Это тоже был спектакль, оторваться невозможно! (Смеется.) А вот с Александром Вертинским нас познакомила наша педагог Гаянэ Аветовна Тушмалова в 1947 году, когда он давал концерт для творческой интеллигенции Свердловска. И мы всем курсом были на этом концерте. А после концерта Гаянэ нас представила Вертинскому, и он каждому ручку пожал. Ну-у, Александра Вертинского надо было в живую видеть, чтобы понять, что это был за актер! Мы все были потрясены. Какие роскошные у него были руки, когда он исполнял «Я – маленькая балерина», какие аплодисменты были в зале оперного театра! А мы сидели на галерке и записывали в блокноты все его песни! Потому что так договорились – все записать, все запомнить. А потом решили сделать капустник а-ля Вертинский, каждый выбрал песню и исполнил ее. Я исполняла «Над розовым морем» (Поет в манере Александра Вертинского.). До сих пор помню все его песни и то, как он их исполнял.
– Кто из драматических актеров вызывал и вызывает у вас восхищение?
– Михаил Ульянов, Фаина Раневская, Алиса Фрейндлих – любила и люблю этих актеров. Из наших в душе остался Лин Варфоломеев, считаю его актером номер один в Челябинске. Из молодых Сергей Безруков нравится, он тоже щедро одарен.
– Что в сегодняшней жизни вам не нравится?
– Телевизор. Это бесконечное шоу. Сериалы. Либо убивают, либо целуются без конца. Когда я была молода, на экране были лишь намеки на поцелуй... (Смеется.) Это так романтично. А сейчас в театральном институте, видимо, обучают целоваться, чтобы потом показывать это крупным планом.
– А с чем вы вполне согласны?
– Я вообще жила и живу в согласии с собой. Нет во мне ни агрессии, ни ненависти. Всегда нахожу в этой жизни то, что меня греет. У меня большая прекрасная семья – внуки, правнуки. Мы раздвигаем этот стол каждый праздник, все собираются у меня – 12 человек! И я им все время говорю, какая я счастливая.
Так было всегда, я очень люблю семейные праздники, раньше любила готовить, пекла пироги, торты... В театре всегда спрашивали: «Когда ты все это успеваешь»? Да, ночью же, ночью! Ведь какое это счастье, когда твои внуки или правнуки торжественно вносят в гостиную огромный торт! И как все этого ждут! И какие лица счастливые! Сейчас, конечно, уже не пеку. И семья наша стала меньше, постепенно все уходят: муж, брат, его жена... Но что делать? Жизнь есть жизнь.
