Мирнаиб Гасаноглу, фотограф, председатель правления Объединения фотографов Азербайджана: «Война возможна в любом месте, если люди перестанут слышать друг друга»

Почему маленькие дети Нагорного Карабаха боятся объектива фотоаппарата? Они принимают его за дуло автомата. Что мы знаем сегодня о событиях 20-летней давности в НКАО? Закончилась ли война для миллиона карабахских беженцев? Об этом мы говорили с азербайджанским фотографом Мирнаибом Гасаноглу, который привез в Челябинск выставку «Долгое эхо войны», побывавшую во многих странах мира. Этой выставкой в нашем городе открылся нынешний международный фестиваль «Фотофест-2012».

Выставка азербайджанских фотографов «Нагорный Карабах: долгое эхо войны» посвящена событиям, которые происходили в Нагорном Карабахе около 20 лет назад. Это 60 черно-белых фотографий, авторами которых являются девять азербайджанских фотографов: портреты, жанровые зарисовки, репортажные снимки. Многие из них, по словам профессионалов, достойны наград самого престижного для фоторепортеров конкурса World Press Photo. Снимки не просто высокопрофессиональны, они уникальны – это факты новейшей истории. Подпись под каждым сухо констатирует время и место действия. Армяно-азербайджанский конфликт имеет давние исторические и культурные корни. Он обострился в годы перестройки и к ноябрю-декабрю 1988 года перерос в открытое противостояние. Масштабные военные действия на территории НКАО велись с 1991 по 1994 год. Памятное «Соглашение о бессрочном прекращении огня» вступило в силу 12 мая 1994 года, но война продолжается и множит горе людей.

«Тихая» война

– Скажите, почему на многих фотографиях мы видим детей?

– Не потому, что нам хотелось кого-то разжалобить. Мы снимали детей, потому что их глаза не умеют лгать. Все, что есть в сердце ребенка, есть на его лице. Именно это лицо в полной мере передает трагедию человека, изгнанного из родного дома, потерявшего близких людей. Однажды я разговаривал с мальчиком шести лет, который был в армянском плену и чудом уцелел, у меня волосы на голове шевелились, потому что он рассуждал о пережитом, как 40-летний мужчина.

– Почему вы решили привезти на «Фотофест-2012» именно эту выставку?

– Для нас очень важно показать эти работы в России. На них запечатлены реальные события, которые происходили на наших глазах. Для этих людей, которых вы видите на фотографиях, война не закончилась. Результатом этого конфликта стало огромное количество погибших, вы видите здесь сотни гробов, уничтожалось население целых сел и городов. Тысячи людей до сих пор числятся пропавшими без вести. Все, кто остался в живых, превратились в беженцев и вынужденных переселенцев. Сегодня их более миллиона – 20 процентов от общей численности азербайджанского народа. Эти снимки передают масштаб трагедии. Ведь беженцами стали не только те, кто вынужден был покинуть Нагорный Карабах, но и жители прилегающих к нему районов. Они покинули дома, поля, предприятия и сегодня многие без работы, живут в ужасных условиях...

Мирнаиб Гасаноглу родился в городе Гянджа в 1962 году. С 20 лет работает профессиональным фотографом. Соавтор нескольких книг по фотографии, участник множества конкурсов, в том числе World Press Photo. Победитель и лауреат конкурсов, организованных ООН, Price Waterhouse Cooper и многих других. Участник многих выставок. С 2001 года состоялось 8 персональных фотовыставок Мирнаиба Гасаноглу в Улан-Баторе, Баку, Салониках, Нахичевани, Страсбурге, Дие, Берлине и Вене. В настоящее время является председателем правления Объединения фотографов Азербайджана.– Как родилась сама идея привезти эту выставку в Челябинск?

– В Азербайджан приехал челябинский фотограф Владимир Богдановский, мы говорили о фотографии, он рассказал, что в Челябинске проводятся фотофестивали – так возникла тема сотрудничества в области фотографии. Хотелось челябинцам раскрыть тему, которая не так открыта, не так известна – это военный конфликт Армении и Азербайджана в Нагорном Карабахе. Поскольку мне часто задают вопросы о том, не вернулись ли беженцы в Нагорный Карабах, делаю вывод, что информации недостаточно. Когда к нам приезжают фотографы из России и других стран, мы показываем снимки, которые касаются этих событий, рассказываем о той боли, с которой живем. Владимир Богдановский сам видел, как живут беженцы. Мы решили все это показать не только потому, что хотели поделиться своей болью, но предупредить, что в любом месте может случиться такое, если люди перестанут слышать друг друга.

– Что сегодня происходит на территории Нагорного Карабаха?

– Эта территория остается оккупированной войсками Армении. Но поскольку юридически она принадлежит Азербайджану, то, когда в Нагорный Карабах приезжают представители иностранных дипломатических миссий, разрешение на пересечение границы они получают в Азербайджане. На сегодняшний день принято четыре резолюции ООН, где содержатся предложения в адрес Армении освободить эту оккупированную зону. Однако Армения их просто игнорирует.

– Боевые действия продолжаются?

– Каждый день случаются небольшие «заварушки» между азербайджанскими и армянскими военнослужащими, снайперы постреливают. Я бы сказал, это такая «тихая война». Ее вроде бы нет, но люди продолжают погибать. Хотя существует официальное соглашение между Арменией и Азербайджаном о прекращении огня. Но самое страшное, что страдают теперь не только жители Нагорного Карабаха, но и граничащих с ним районов. Армянские войска вышли из зоны Карабаха и оккупировали еще семь районов Азербайджана. То есть по всей границе с Арменией сегодня сохраняется состояние военных действий, армии находятся в постоянной боевой готовности.

«В сердце ничего не меняется»

– Как решаются в Азербайджане проблемы беженцев?

– Часть беженцев по-прежнему размещена в зданиях общежитий, для другой части построены небольшие поселки из щитовых домиков. В этих поселках есть школы, детские сады. Но проблема для самих беженцев не решается только крышей над головой. Эти люди живут в состоянии временности пребывания в этих местах, потому что не здесь их дом, их земля. Могилы их предков остаются в Нагорном Карабахе, в Агдамском, Кельбаджарском, Физулинском или других оккупированных районах. И они не могут смириться с мыслью, что никогда туда не вернутся. Дело в том, что в их паспортах сохраняются прежние адреса и все структуры того района, где они проживали до его оккупации, переселились на другую территорию, но продолжают существовать, как структуры занятых Арменией районов.

– Беженцев около миллиона?

– По официальной статистике один миллион двести тысяч человек. И цифра растет, потому что жизнь продолжается – молодые люди женятся, у них дети рождаются, таким образом, людей со статусом беженцев становится все больше.

– Домики построенного для беженцев поселка (на фотографии) кажутся слишком маленькими, ведь в азербайджанских семьях, как правило, много детей?

– Они на самом деле небольшие. И семьи живут в очень стесненных условиях. Но здесь условия лучше, чем в Баку, где многие беженцы до сих пор живут в старых общежитиях – в одной комнатке ютится по семь-восемь человек. Живут люди и в зданиях старых школ, детских садов. Тяжело. Но вот на этой фотографии вы видите весь ужас, в котором они находились первоначально. Люди бежали из оккупированных районов на пригородных поездах и какое-то время они жили прямо в железнодорожных вагонах. Здесь, между вагонами, под открытым небом готовили еду, пекли хлеб. Видите, мать сделала «гамак» для младенца, повесила его между колесами вагона, и он там спит. Жили люди и в палаточных городках – летом и зимой – без воды, без удобств, в страшной грязи, когда шли дожди. Есть фотография, где в этой грязи мальчишки играют в футбол. Смотреть без слез невозможно.

– Что-то меняется с годами, люди обживаются, обустраиваются?

– Только внешне: кто-то дерево посадил, кто-то сарай к щитовому домику пристроил, огороды в поселках для беженцев появились. Но ничего не меняется в сердцах людей. Эта земля для них по-прежнему остается временным пристанищем: люди живут надеждой, что скоро они вернутся в свои дома и будут пахать свои поля, работать в своих садах.

– Но уже целое поколение выросло, которое никогда не видело той земли?

– Да, но они тоже получили статус беженцев, потому что их родители прописаны в Нагорном Карабахе или Агдаме, или еще где-то. Я разговаривал с такими молодыми людьми. Когда ты у него спрашиваешь имя, он называет себя и тут же говорит, что он родом из такой-то деревни такого-то района. То есть они знают, что их дом не здесь.

– Чем занимаются беженцы, есть ли работа?

– Безработица – вот еще одна страшная проблема. Они лишились не только дома, но и работы, которой в родных краях было достаточно – многие занимались земледелием, виноградников было много в Нагорном Карабахе, в районах, которые теперь оккупированы, и пшеницу там выращивали, очень плодородная земля. Виноделие было развито, золото добывали, ценные породы дерева, работали здравницы союзного значения, где также лечебную воду разливали и везли по всему Союзу.

История конфликта

– Пытается ли Россия влиять на ситуацию в зоне конфликта?

– Она входит в группу стран по урегулированию карабахской проблемы. В Азербайджане бытует мнение, что ключ от Нагорного Карабаха лежит в кармане России.

– То есть Россия не спешит употребить ту гирьку, которая перевесила бы чашу весов?

– Можно и так сказать, хотя Азербайджан этого ждет.

– Сегодня многие азербайджанцы живут и в России. Есть разница между теми людьми, которые покидают свою страну по доброй воле, и теми, кто становится вынужденными переселенцами?

– Огромная. Человек, который уехал в другую страну по доброй воле, всегда знает, что может вернуться на родину. Беженец, если даже он остается в Азербайджане, всегда живет в сомнении – вернется ли к родному пепелищу? Это трагедия. Кстати, многие азербайджанцы, живущие сегодня в России, в Азербайджане строят себе дома, мечтая о том, что в старости они вернутся в родные места. В этом возрасте человека всегда тянет к корням, так он устроен. И другое дело, когда человек встает и ложится с мыслью, что его родина оккупирована и, возможно, он не доживет до того дня, когда она будет свободна. Смириться с этим невозможно.

– Существуют ли фонды помощи беженцам – не государственные, а добровольные, которые созданы, скажем, людьми небедными?

– Есть такие фонды, но их немного. Чаще люди, владеющие бизнесом, вносят деньги в государственные фонды. Но кто-то оказывает адресную помощь: помогает построить школу, привозит в дома беженцев продукты, одежду, игрушки для детей.

– Известно, что межэтнические конфликты никогда не возникают на пустом месте.

– История эта давняя. Еще во времена русских царей решено было территорию Нагорного Карабаха заселить армянами, хотя земли эти исконно принадлежали азербайджанцам, о чем говорят многочисленные старинные мечети. Во времена СССР на территории Нагорного Карабаха был установлен памятник, на котором была надпись: «150 лет переселения армян в Нагорный Карабах». Теперь его снесли как свидетельство того, что земля не всегда принадлежала Армении. Во времена Советского Союза это была Нагорно-Карабахская автономная область (НКАО), но относилась она к Азербайджану.

Во времена Союза

– Что послужило той спичкой, которая разожгла костер войны?

– Беспорядки в Нагорном Карабахе пришлись на начало перестройки, это 1986 год. Где-то дорогу перекрыли, кого-то в деревню не пустили, где-то стреляли – вот эти маленькие искорки наделали пожар. Конечно, причины недовольства имеют глубокие исторические корни. И как только ослабла власть центра, началось растаскивание территорий и стали возникать межэтнические конфликты. Очень многие сегодня говорят о том, что не обошлось здесь без спецслужб, что карта Нагонного Карабаха была разыграна с целью сохранить крепкое союзное государство. Но момент был упущен.

– Значит ли это, что в советские времена мир между армянами и азербайджанцами был неустойчивым, под внешней маской мира скрывалось лицо перманентного конфликта?

– Никакой маски не было. Когда я был маленьким, наша семья дружила с армянской семьей, жившей в соседней деревне на территории Азербайджана, мы друг к другу в гости ходили. Когда я ездил в город на базар, всегда останавливался в армянской семье, и мне даже в голову не приходило, что меня могут убить, ограбить или оскорбить. Армяне спокойно жили в наших деревнях и городах, никто их не обижал и они никого не трогали. Когда я приехал в Баку жить, то квартиру тоже у армянской семьи снимал. У меня много было друзей-армян. Но, честно скажу, когда приходилось бывать в Ереване, сталкивался с неприязнью.

– Но ведь было много смешанных браков в этих двух республиках?

– Да, многие азербайджанцы в то время женились на армянках и до сих пор у нас в Азербайджане много смешанных семей той, советской, поры. Не только в обычных семьях вы это встретите, но и у министров наших нынешних есть бабушки-армянки, мамы-армянки. Это крепкие семьи с добрыми традициями. Кстати, во времена СССР многие должности в нашей республике занимали армяне, никакой дискриминации не было. В конфликте меня больше всего поражает то, что Армения, оккупировав территорию НКАО и прилегающих районов, не позволила азербайджанцам, которые хотели остаться на оккупированной территории и принять армянское гражданство, это сделать. Этих людей ставили к стенке и расстреливали, вот откуда фотографии с сотнями гробов – уничтожались целые деревни и маленькие города. Вот вы видите эти гробы на фотографии – это хоронят жителей города Худжалы. За одну ночь армяне полностью истребили всех, кто не успел убежать из города. 613 человек было убито, многие пропали без вести, их судьбы до сих пор неизвестны. Гробы с телами погибших вывезли из города, захоронили на соседней территории, но потом и она была оккупирована.

Фотография – окно в мир

– Эта выставка побывала во многих странах мира?

– Да, когда в 1998 году мы создали Объединение фотографов Азербайджана, то главной задачей было не только сохранить наследие азербайджанской фотографии, не только развивать это искусство, помогать молодым фотографам, но и наладить связи с мировым сообществом фотографов. И мы это сделали. Нашей первой зарубежной выставкой была выставка во Франции, которая носила название «100 фотографий Азербайджана». ОФА вскоре было принято в члены Международной федерации (FIAP), штаб-квартира которой находится в Париже. Невозможно быть в курсе событий, если не общаться. И очень важно учиться у мэтров, у легендарных фотографов. Мы и сегодня стремимся к тому, чтобы азербайджанская фотография стала частью мировой, и поэтому для популяризации азербайджанского фотоискусства за рубежом объединение провело уже более 100 выставок работ азербайджанских фотографов во Франции, Швейцарии, Швеции, США, Великобритании, Турции, Германии, Бельгии, Монголии, Греции, странах СНГ.

– Какие фотофестивали проводятся в Баку?

– Каждые пять лет мы проводим Международный фестиваль фотографии, в котором принимают участие десятки зарубежных фотографов, были среди них и фотографы из России. Много у нас проходит выставок знаменитых зарубежных фотографов. Сегодня мы пытаемся делать выставки в пространствах, где большие скопления людей, – в красивых подземных переходах, в метрополитене, на вокзалах. Весь мир идет этим путем, потому что фотография обогащает представление людей о мире и жизни. В Челябинск мы летели через Москву, и нам очень понравилось, что выставка «Фотографии российских и советских лауреатов World Press Photo 1955-2010» была развернута в аэропорту Шереметьево, люди смотрели фотографии, обсуждали. Так и должно быть.

– Скажите, сегодня в Азербайджане в качестве иностранного языка популярнее русский или английский?

– Люди моего и более старших поколений, конечно же, хорошо говорят по-русски. Все книги о фотографии большинство фотографов старшего поколения также читали и читают на русском языке, 80 процентов наших фотографов русским владеют хорошо. Наша молодость пришлась на времена СССР, и потому русский язык стал для нас родным. Но современная молодежь прекрасно владеет английским языком, русским – плохо. (Смеется.) Если вы приедете в Баку, с вопросами обращайтесь к пожилому и среднему поколениям азербайджанцев, у них русский по-прежнему остается вторым языком. И многие чисто профессиональные вещи до сих пор нам проще обсудить на русском языке. Что вы хотите, 200 лет российской культуры в Азербайджане – большой срок.

74.ru благодарит орггруппу «Фотофеста-2012» за помощь в организации интервью.