Про джинсу

Здравствуйте.
Я в последнее время много думал… Да-да, и такое тоже иногда случается. Так вот, в последнее время я много размышлял о продажности прессы, о приоритетах телерадио и о журналистике вообще. Ведь как бывает. Вот неоперившийся выпускник факультета журналистики приходит в некое абстрактное СМИ. Он полон мечтаний, дерзаний и исканий. Они буквально выпирают из его опухшей от знаний головы, и готов молодой журналист писать хоть о балерине Волочковой, хоть об извержении вулкана Попокатепетль, хоть о строительстве Асуанской плотины, лишь бы не сидеть в душном кабинете и не строчить грошовые заметки, где даже не имя его оставит редактор, а одни инициалы. Но что делать, надо снискать хлеб насущный, а тут еще черт дернул жениться, а жена забеременела и хлеба требует сверхнормативно.

И на Попокатепетль едут старшие товарищи, чтобы преодолевать пылевые заносы, уворачиваться от вулканических бомб и охотиться на туземцев. А молодой журналист строчит заметки, подсчитывает гонорары и кроит от зарплаты до зарплаты. Тогда он очень мало пьет, и потом самому ему это будет казаться странным. Но, во-первых, нужно сохранять лицо, во-вторых и в-третьих – нет денег. В это самое время его можно брать голыми руками. И берут. И нашептывают на ухо сладкое слово «джинса». Вы не поверите, но знание именно этого слова означает, что тебя приняли в журналистский цех как родного. А что делать, как не джинсовать? Вы знаете, какие зарплаты у журналистов в Челябинске? Смешно, но получить в расчет 200 долларов считается приемлемым. Напомню, что примерно столько сегодня составляет средняя зарплата по городу.

Вот сейчас, чувствую, начнутся визги: «А как же бюджетники!? А рабочие, они что, недостойны!? А что, журналисты особенные!?» К сожалению, да, особенные. Я не говорю о том состоянии журналиста, когда он становится джинсовый-джинсовый и ищет только, как бы побыстрей и подороже продаться. Эти экземпляры даже под словом «репортаж» подразумевают выезд с кормящим политиком в дом отдыха с целью банкета и бани. Я имею в виду тех, кто сообщает новости, лезет по колено в дерьмо в поисках истины, короче так или иначе воздействует на социум. Причем не пытаясь им манипулировать в чьих-то интересах. Эти – особенные.

И, что смешно: быть особенным, незапятнанным, уважаемым и ценимым просто. Нужно лишь получать за это достойный гонорар. Но почему-то на этом этапе начинаются сложности. Ушел от заметок, заслужил доверие, поехал к черту на рога, сделал серию блестящих репортажей… Вроде под пулями стоял, писал, снимал про подвиг разведчика, а суточные – стольник, а гонорар – обычный. Некоторое время молодой журналист упивается сознанием собственной значимости, а потом замечает, что у коллеги, который из кабинета вылезал разве что по поводу естественной надобности или на «прессуху», вдруг появляется подержанный, но свой автомобиль. Ну или квартира… Так пока ты по месяцу дома не ночевал, другие-то… Как так? Так джинса, дорогой. Ведь запрещено! Ну, жить-то надо…

Журналист становится продажным. Не влекут его больше балерины, плотины и вулканы. Какой смысл, если в одночасье они потеряли финансовую привлекательность, оставив только призрачную надежду на признание? Мне жаль челябинских журналюг. Не по своей прихоти они из разряда белой кости переходят в разряд обслуги. Жить-то надо…

Вдоволь потоптавшись на горле собственной песни, начинает джинсовый журналист пить. И все пьянки с коллегами по цеху начинаются и заканчиваются одинаково: первый тост – за творчество, последний – за то, чтобы бабки не переводились, а между ними тоскливые воспоминания о прошлых командировках, о том, как мерз, полз, грыз, копал, о том, как писалось упоительно легко…