Большая прогулка, или Просто я живу на КИРовке

Часть вторая. Кировка после улицы Коммуны.

Дамы и господа, вдохнем поглубже! Наше культовое шествие по Кировке продолжается. Правда, шествием его назвать уже трудно: после грузинского коньяка хочется выписать в морозном воздухе «ассу» и, перестав по инерции продвигаться вперед, дружески обнять ближайший уличный фонарь да так и замереть. Впрочем, статуй на Кировке хватает. Одно только чувство долга (перед вами, перед вами, дорогие читатели!) побеждает: на второй, меньшей части улицы нас ожидает еще несколько заманчивых кабаков, значит, сдаваться еще рано.

22:30

– Кстати, ты знаешь, что у меня через два часа прямой эфир на радио?

– Безумец! Или это часть твоего экстремально-дьявольского плана – удушить Челябинск волной перегара через радиоприемники? Прямой эфир! В таком состоянии!

– Ничего, я скажу, что воплощал в жизнь социальный эксперимент типа «испытано на себе». Слушатели поймут меня. Тем более, большинство сейчас тоже разливает, только на теплых кухоньках.

Заходим в тихое полуподвальное заведение «Капитан Немо». Оказываемся в субмарине с круглыми каютами, большим аквариумом в одном из углов и керамическими фигурками на океанические темы. В общем, «На дне» по-ресторанному. Спокойно, тепло, так и хочется мирно затонуть, что-нибудь потягивая из фужерчика…

– Что будем потягивать? О, смотри, водка «Yellow Submarine»! Попробуем?

– Как говорил Джон Леннон, пробовать в жизни можно все, кроме инцеста, народных танцев и малоизвестных сортов водки. Держу пари, на поверку она наверняка окажется каким-нибудь «Казак-уральским»… Рисковать не будем.

Берем надежный добрый «Флагман» и чай с лимоном, садимся в одну из каюток. Цветовая гамма заведения решена исключительно в сине-желтых тонах, включая салфетки, что наводит на размышления о пристрастии хозяев к жовто-блакитному флагу дружественной Украины. Субмарина затонула явно на ее территории.

Обслуживающий персонал весьма радушен. У нас с собой есть диск «Kiss», и девушка охотно ставит его по нашей просьбе. «Капитана Немо» встряхивает хард-рок – бальзам на наши стариковские раны. Чокаемся в такт и выпиваем за настоящие 72 метра. Правда, радоваться приходится недолго – посетительницы из соседней каюты требуют прекратить тяжелую музыку. Огорченный Рома отправляется в местный ватерклозет и возвращается испуганный:

– Там у них синий осьминог на унитазе.

– Приглючилось.

– Клянусь Титаником!

И немедленно выпил.

Мне приходится идти проверить. Осьминог действительно имеет место быть, тоже керамический. Вообще, стиль заведения выдержан с любовью и основательно, без всяких скидок на сухопутных пассажиров.

Допиваем заказанное, встаем, пошатываясь (укачало), и собираемся уйти, забыв заплатить. В нашем состоянии это уже простительно. К счастью, вспоминаем об оплошности сами.

– Эх, жаль, с капитаном Немо так и не повстречались.

– Ты еще не понял? Заведение-то с украинским уклоном! Значит, название читать надо так: «Капитана – нема».

23:00

Респектабельно-опрятный «Wall Street» лично меня трезвого всегда отпугивал. То есть, в хорошем смысле. Казался неприступным именно в силу своей буржуазной скромности, дорогого аскетизма, что ли (ох, как умно я после «Флагмана» выражаюсь). Но сейчас миновать я его не мог, не говоря уж о моем собрате по приключению.

– Знаешь, я последнее время заметил за собой: люблю читать хорошие книги в хороших кофейнях. А тут обстановка будто специально для этого. Сплошные окна – светло, уютно, мягкие диванчики-кресла, низенькие столики – настоящий читальный зал.

– Мы с тобой сейчас уже вряд ли что-нибудь прочитаем, кроме меню. Неужели ты еще помнишь буквы?

«Wall Street» действительно оказывается очень уютным. На удобный диванчик садишься, как в ванну. На одних столиках мерцают объемные свечки, к другим с потолка протянуты лампы направленного света на длиннющих шнурках. По настенному экрану идет что-то мультяшно-невинное. Слава Богу, хоть тут не смотрят MTV. Ряд настенных часов, как в дорогих отелях, демонстрирует время в разных точках мира: на Кировке, на Уолл-Стрит, на Дерибасовской, на Суянь-Хунь-Гуаюнь.

Заказываем черный ром «Baccardi» и минералку. Обсуждаем перспективу открытия на Уолл-Стрит рюмочной «Кировка» с красноносым персоналом, откликающимся только на щелканье пальцами. Разглядываем компанию за соседним столиком.

– Постой, постой… Этих двух мужиков я уже где-то видел! Точно – три часа назад они выпивали в «Цыплятах табака»!

– Неужели конкуренты? Не-а, глянь-ка, за это время они обзавелись парой девушек вдвое моложе их. Похоже, у них другие задачи…

– Ты хочешь сказать, что Кировка удобна не только для поиска хорошей выпивки?

– Это тема… Нужно обдумать специфику нашего следующего экстремального репортажа…

Поднимаем тост за прекрасных дам. Чувствуем, что начинаем врастать в диванчик, да и вообще не прочь здесь заночевать. Однако смотрим на часы – и подпрыгиваем, как укушенные.

– Через полчаса тебе нужно быть в студии! А мы еще не дошли до конца! Я… не могу встать!

– Держись! Донесем друг друга! Продержимся! Еще несколько десятков шагов…

23:20

О, вражьи силы, соблазняющие добропорядочных журналистов! О, лукавый Бахус! Впереди уже брезжит спасительный свет проспекта Ленина, маячит победный исход… Придерживая друг друга, мы из остатков сил устремляемся туда, совсем забыв о последнем искушении Кировки: ирландском пабе! Он вырастает на дороге, ухмыляясь недоброй улыбкой, как последний козырь зеленого змия, сбивающего с пути истинного. Нет! – кричим мы. Хватит! Не сможем! Уволь, Кировка! Но лиса у входа улыбается гостеприимно, и утка зовет накрякаться вусмерть. Придется идти. Только быстро. Собрав последнюю волю в кулак. До прямого эфира – считанные минуты. И мы вбегаем в паб, словно за нами гонится полный состав Общества трезвости.

Отделанный панелями под черное дерево, добротный, пахнущий старым пергаментом, почти уже засыпающий паб в жизни не видал такого суетливого бесчинства. Здесь бы сидеть, ковыряя упоительную свинину под соусом бешамель, забывая о том, в какой эпохе и стране находишься. Нет! Два пьяных, торопливых, шумных субъекта влетают и нарушают торжественный уют.

– Что будем брать? Давай «Б-52». Это коктейль имени американского бомбардировщика. Трехслойный. Поджигается и пьется. Быстро и сердито!

Чопорно подходит официант. Мы бессвязно и спешно выкрикиваем заказ, будто забежали в рюмочную на обеденный перерыв вылакать по шкалику. Нам не хватает только рабочих тужурок, касок и отбойных молотков в руках. Мы оскорбляем драгоценный дух паба. Нам не место здесь. Наше место в канаве.

Официант долго не несет. Минутная стрелка вершит неумолимый бег. Несмотря на полное и окончательное опьянение, мы сохраняем нервозное чувство времени. Мы торопим себя не потому, что опаздываем, а потому, что боимся упасть замертво.

– П-почему тут везде листики клевера?

– Они приносят ирландцам удачу. На нас это не распространяется.

Наконец в туманной дали показывается официант. Он идет медленно и плавно. Так же медленно и плавно ставит на стол два коктейля. Достает умопомрачительную зажигалку. О, как хочется его поторопить! На лице его недоумение и презрение. Как можно торопливо пить коктейль по два доллара за глоток, это ведь не бражка! Он мечет бисер перед свиньями. Мы никогда не поймем друг друга.

«Б-52» вспыхивает голубым огнем. Ну, гори все синим пламенем! Мы приникаем к соломинкам и одним махом осушаем стаканы. Блаженство! Мягко-карамельный аромат, мягкий и нежный в горле, свирепый и обжигающий в животе. Благослови Господь Ирландию! Кидаем на стол деньги и, выскочив из паба, панически бежим с Кировки.

– Адский квартальчик! Мы выжили! Выжили!

– Об этом поговорим завтра утром… Хотя, по-моему, обошлось. И на радио успеваю. Мятных леденцов, что ли, прикупить?..

23:40

Как видим, в итоге обошлось без жертв. Через пять часов неравной борьбы самая «трезвая» улица города (кажется, так ее стараются позиционировать власти?) отпустила страдальцев с миром. Один из нас успел-таки на прямой эфир (что он говорил в прямом эфире – другая история). Вывод из путешествия мы сделали однозначный: на Кировке можно не только гулять – загуливать тоже весьма приветствуется.

А возвращаться из загула было приятно и светло, несмотря на глубокую ночь. Фонарей горело в три раза больше, чем на самом деле.