По дороге в психушку

Здравствуйте. Вы знаете, меня мало что может потрясти до глубины души. Сейсмическая стабильность этого органа дементьевского формировалась годами упорных тренировок и регулярными вливаниями порций здорового цинизма. А иначе нельзя. Кто-то же должен иметь бронебойную защиту перед рекламой йогуртов, предвыборными обещаниями и отвлеченной философией курсов личностного роста…

К чему это я? Дело в том, что в минувшую субботу я был на Жванецком. Не надо усмехаться. Это, между прочим, весьма расхожая формулировка. Полгорода побывали на «Властелине колец» – и ничего. Так вот. Выступление мэтра потрясло меня до глубины души. Вовсе не потому, что я слышал его впервые, а ввиду того, что в первый раз я увидел Жванецкого, не кастрированного придирчивым оком телевизионных продюсеров. Жванецкий на экране и Жванецкий на сцене – это, как говорят у нас в Одессе, две большие разницы.

Дело даже не в том, что пожилой, лысый, невысокий одесский еврей рассказывал, отчего в России жизнь напоминает трагикомедию, а юмор становится смешным только после экономической катастрофы. Этим Михал Михалыч успешно занимается не первый десяток лет. Только ведь Жванецкий не такой, каким я его привык видеть по телевизору. Он не добродушен и не смешон. Он – зол, напорист, яростен и временами бесконечно печален. Таким его не показывают массовому зрителю. Вот, к примеру, пассаж из субботнего выступления, передаю своими словами, но максимально приближенно к первоисточнику.

«Я давно думаю, что мне пора начать целовать задницу президенту, - говорит Жванецкий в своей неподражаемой манере: подбородок задран, очки едва не сваливаются с носа, левая рука с растопыренными пальцами – на отлете. – Но я вечно опаздываю. Только соберусь, но уже задницу целует кто-то другой. И вроде бы придется целовать ему. Но ведь он не сообщит об этом факте президенту, не передаст ведь от меня привет…»

Вы такое на центральных каналах слышали? Нет, конечно, хоть и слово «цензура» у нас сегодня не в фаворе, а «демократия» – наоборот. «Я чувствую, что приближается эпоха подполья», – сказал Михал Михалыч. Это он про анекдоты шепотом на кухне, про копирки самиздата, про горькое: «Как жить дальше?»

Неужели и вправду приближается? Неужели, прав Жванецкий, когда говорит: «Надо привыкать к новому ТВ, где не поощряется показ лета, и фонтанов, и смеющихся людей. Это, оказывается, не любят сами люди, и по их просьбам идут ливни, обвалы, пожары и катастрофы. Это интереснее, особенно, по дороге в психбольницу…» А ведь, наверное, прав. Когда в голове вата из сериалов, дорожного патруля, прокладок, Киркорова – Пугачевой - Галкина и аншлага, выходов всего два: либо - в психушку, либо – в подполье.

Но при всем при том, Жванецкий остается оптимистом. И постоянно шутит над собой. Качество, редкое в наши дни, когда выбиваться в люди приходится, беспрестанно надувая щеки.

«Ну слава Богу. Я и так никогда не терял оптимизма, а последние события меня просто окрылили. Я же говорил: или я буду жить хорошо, или мои произведения станут бессмертными. И жизнь опять повернулась в сторону произведений».

В общем, я был потрясен, и точка. Больше всего тем, что Жванецкому хотелось верить и верилось. Даже когда он благодарил зал за оказанный прием и признавался, что нечасто находил такое взаимопонимание с зрителем. Все ведь благодарят, но группе «Виагра» я не верю, а Жванецкому верю…

Закончить мне хотелось бы фразой, запомнившейся после выступления этого умного человека. С ней я согласен на сто один процент: «Свет в конце тоннеля, конечно, есть, но вот тоннель, сука, никак не кончается…»