Вадим Мунтагиров, премьер Королевского балета Великобритании (Covent Garden): «В детстве я мечтал стать футболистом»

Вадим Мунтагиров родился в Челябинске, в семье известных артистов балета Александра Мунтагирова и Ирины Копейка. Когда его пригласили в Челябинск на церемонию вручения народной премии «Светлое прошлое», он подумал, что это ошибка, что премию должны вручать отцу – народному артисту России, долгое время руководившему челябинским балетом. Однако никакой ошибки не было. Вадим Мунтагиров, которому сегодня аплодируют в Лондоне и Петербурге, в Токио, Нью-Йорке и других столицах мира, стал самым молодым обладателем статуэтки «Кентавр с цветком в груди» работы Эрнста Неизвестного. «К тому же премия носит название «Светлое прошлое», – объяснил Вадим. – Я подумал, что для такой награды должна быть ого-го какая история за плечами». Однако история 24-летнего премьера Королевского балета Великобритании Вадима Мунтагирова не менее богата и интересна.

– Вадим, ваше детство в Челябинске было коротким, в 9 лет вы уехали в Пермское хореографическое училище?

– Да, но я помню себя не только за кулисами в театре оперы и балета, где провел немало времени, потому что папа брал меня с собой на работу очень часто. Но хорошо помню свой двор, где любил играть в футбол. Я приходил из школы домой, оставлял портфель и сразу спускался во двор футбольный мяч гонять. На самом деле я мечтал стать футболистом. Ребята, с которыми мы играли, были намного старше меня. Но их удивлял мой сильный удар по мячу. «Откуда такая сила»? – недоумевали они всегда. Моя координация на поле их восхищала. А я просто обожал спорт.

– Но уже тогда вы занимались танцами в Десятой школе искусств?

– Да, потому и ноги у меня были такими сильными – балетные ноги. Это, наверное, еще и от природы. Папа любил в театре демонстрировать мою растяжку, гибкость. Мне это ужасно не нравилось. (Смеется.) Потому что я себя видел футболистом. Но в танцевальный класс ходил, хотя так трудно было подниматься ранним утром.

– А обычные школьные предметы – математика, русский – в школе давались легко?

– Не сказал бы, что отлично. Педагоги Пермского балетного училища даже шутили: зачем ему математика, пусть лучше танцует. (Смеется.) Однажды я слышал, как учительница по естествознанию это говорила папе, когда он поинтересовался моими успехами по школьным предметам. Меня мало увлекали математика и география, больше всего меня увлекало движение.

– Родители приехали на церемонию вручения премии в Челябинск?

– Нет, у отца сейчас как раз экзамены в Ханты-Мансийске, а мама только что приезжала ко мне в Лондон. Гостила 20 дней, и я очень рад, что она увидела меня в «Дон Кихоте» и в «Алисе в стране чудес». Потому что раньше видела меня только в «Щелкунчике». Каждый раз, когда она приезжала в Лондон, я танцевал в «Щелкунчике». (Смеется.) По-моему, щелкунчики ей уже надоели. (Смеется.) На церемонии будет моя сестра Элеонора (солистка Челябинского театра оперы и балета Элеонора Мунтагирова. – Прим. авт.).

– Обычно родители не хотят, чтобы дети шли по их стопам. Но у Александра Абубакировича изумительное чутье на талантливых, способных, поэтому, наверное, он видел в вас артиста балета?

– Но прямого совета – только в балет (!) – не было.

– И все-таки вы поехали учиться в Пермь?

– Когда мне сказали, что все данные для этого есть, я легко согласился. Может быть, потому что папа окончил эту школу, сестра там училась.

– Но в 9 лет так сложно оторваться от семьи.

– Это правда. До сих пор помню свое настроение, когда меня в Челябинске посадили в пермский поезд, и я поехал один. В Перми меня должна была встречать сестра, она уже училась в хореографическом училище. В поезде я вдруг почувствовал такое одиночество. Тяжело было, я даже всплакнул, потому что, честно признаюсь, был маменькиным сыночком. (Смеется.) Мне было очень трудно оторваться от семьи. И потом, уже в училище, когда мама приезжала на недельку, а потом мы расставались, думал: «Сейчас у меня сердце разорвется». Только начал привыкать к Перми, к училищу, надо было ехать в Лондон, в другую школу, в другую страну.

– Начиналась взрослая жизнь?

– Да, привыкать к совершенно другой жизни. К тому же я не знал английского языка. Как и откуда домой позвонить, где купить еду, как до школы на метро добраться? Ужас просто! Ни одного слова по-английски! Если в Перми мы всегда знали, что рядом педагоги, воспитатели, что за нами присматривают, о нас заботятся, то в Лондоне действительно началась самостоятельная жизнь.

– Что спасало от одиночества и от всех, свалившихся на голову 15-летнего мальчишки, проблем?

– Балет. В танце забываешь обо всем. Голова отключается, ты просто наслаждаешься тем, что делаешь.

– Из зрительного зала искусство балета кажется воздушным, невесомым, но вы-то знаете, какой это физически тяжелый труд. Никогда не хотелось сказать: все, хватит, больше не могу?

– Проститься с балетом – такой мысли не было никогда. Но иногда я думал: «Зачем мне все это – Covent Garden, безумная ответственность»? С 19 лет я танцевал по приглашению в Мариинском театре, в Токио, в Нью-Йорке... Приезжаешь, и все смотрят с надеждой, с восхищением: звезда! Это же стресс колоссальный! Готовишь новую партию – по 10 часов в репетиционном зале рвешь себя. Порой сидишь и думаешь: «Вернуться бы в Челябинск и жить себе спокойно». (Смеется.) Были такие мысли, были. Но ни разу не поддавался им, не сдавался, не отходил в сторону.

– Что было наградой?

– Успешный спектакль. Ты это сделал, и ты можешь уважать себя.

– Родительская поддержка в такие моменты была все еще важна?

– Они всегда меня поддерживают, за что я им очень благодарен. Но часто перед премьерой мне не нужен никто, я полностью погружаюсь в себя, говорю сам с собой, настраиваю сам себя. Перед спектаклем не люблю ни на что отвлекаться. Но как только я это сделаю – станцую премьеру, звоню родителям. Настроение радостное, все прошло хорошо, можно говорить обо всем. Это самое лучшее мгновение – станцевал, пришел домой, можно лечь и не думать ни о чем. Особенно если ты сам собой остался доволен. (Смеется.)

– Когда вы почувствовали себя премьером? Конкурсы дают такую уверенность?

– Нет, только не конкурсы, потому что там большую роль играет удача. Ты выходишь на сцену не разогретый, там для этого просто нет условий. На конкурсе ты демонстрируешь техничность. Там же нет никакой истории, как в спектаклях. А я люблю походить по сцене, представить зрителю образ, историю моего героя. Спектакли люблю. Конкурсы важны, чтобы показать себя балетмейстерам, работодателям. (Смеется.) Именно победа в конкурсе дала мне возможность учиться в Лондоне.

– Учеба в Королевской школе балета – это уже шанс остаться на лондонской сцене?

– Нет, конечно. К тому же я был не в восторге от лондонской балетной школы. Когда знаешь, что такое русская балетная школа, все остальное кажется легким и простым. Мне все время казалось, что это какие-то мелочи, никому не нужные. Меня постоянно терзала мысль: «Что я здесь делаю? Надо ехать обратно в Россию, надо возвращаться!» (Смеется.) Если сравнивать жизнь на сцене и жизнь в школе, то самым сложным периодом я назову школу. Но потом я вышел на сцену, стал заниматься с педагогами в театре и успокоился.

– Очень часто можно услышать от иностранцев, что русские балетные педагоги неоправданно строги.

– Строгие, да, но меня это не только не огорчает, но и радует. Я сегодня с утра занимался в репетиционном зале челябинского театра и так радовался, что снова попал в эту стихию. Я никогда не обижался на педагогов в Перми, хотя там очень суровая школа. Не только ругали, но и шлепнуть могли: «Ах ты, зараза челябинская»! (Смеется.) Какая обида? Ты же понимаешь, что педагог желает тебе только добра. Это не ему надо, он ради тебя выкладывается.

– Недавно вы сменили сцену Английского национального балета на Королевский балет Британии, а они в Лондоне считаются соперниками. Сложно было решиться на такой шаг?

– Первые три года я был невероятно счастлив на сцене Английского национального балета и не думал никуда уходить. В то время был в театре очень понимающий директор, который без проблем отпускал меня танцевать в Нью-Йорк, Токио, Петербург, если поступали приглашения от других театров. У меня была прекрасная партнерша, с которой мне было очень легко танцевать. Она на 19 лет старше, прекрасная балерина. Но затем директор сменился, свободы стало меньше.

– Почему так важно было танцевать на других сценах?

– Потому что в Национальном балете спектакли в репертуаре танцуешь блоками – поставили «Щелкунчика», и танцуем его полгода. Это в какой-то степени тормозит развитие артиста, чувствуешь, что топчешься на месте. И приглашения из других театров просто спасали – ты меняешь не только сцену, что заставляет собрать все силы, но другой репертуар осваиваешь. Все это дает огромный стимул к росту. А в Королевском балете афиша строится как в российских театрах – все время танцуешь в разных спектаклях.

– Часто ли бывают на спектаклях члены королевской семьи?

– На моем выступлении королева была один раз.

– Присутствие в зале коронованной особы вызывает особые чувства?

– Нет. Я вообще стараюсь не волноваться по каким-то «особым» случаям. Чем больше волнуешься, тем выше шанс сделать ошибку. К тому же любой сидящий в зрительном зале достоин полной отдачи артиста на сцене.

– Хочется вновь увидеть вас на челябинской сцене.

– Приятно, что сегодня я не только буду получать премию, но и танцевать на челябинской сцене. Жаль, что номер маленький, всего пять минут. Но очень надеюсь, что станцую когда-нибудь в челябинском оперном театре в спектакле. Я только один раз танцевал на сцене, которую знаю с самого детства – три года назад Татьяна Предеина пригласила меня принять участие в своем фестивале. Больше приглашений не было. Надеюсь, это произойдет. С огромным удовольствием станцевал бы в Челябинске, он остается для меня родным домом.